В XIX веке Мурильо ценили не только выше Веласкеса, но и Леонардо, приравнивая к Рафаэлю. История популярности в живописи идет рука об руку с войнами, ограблениями и кражами. За примерами далеко ходить не надо: так было и со знаменитой “Моной Лизой” и со скромной “Ай-Петри”. После Второй мировой войны и советские граждане имели уникальную возможность близко познакомиться с шедеврами Дрезденской галереи, которые потом вернулись домой в Германию, оставив яркий след в памяти наших соотечественников.
Когда-то Мурильо был способным и плодовитым испанским тружеником, которого хорошо знали в Севилье и чуть хуже в Испании. После успешных завоевательных походов Наполеона во время Пиренейских войн и традиционного разграбления живописных сокровищ побежденных народов Мурильо увидели и оценили во Франции. Последующее поражение и ссылка императора привели к тому, что шедевры испанской живописи перекочевали во многие европейские коллекции. Где их теперь только нет! Далеко ходить не надо – загляните в ГМИИ.
Франция в XIX веке была центром мировой культуры, искусства и моды, поэтому не надо удивляться тому, что слава Мурильо прокатилась цунами по всему миру из этого эпицентра.
Конечно, больше всего работ художника находится в его родной Севилье и Мадриде, но есть чем похвастаться и Лувру, и Эрмитажу, и палаццо Питти (во Флоренции), и палаццо Корсини (в Риме).
Я никого не удивлю, если скажу, что один из главных почитателей мадонн Мурильо был французом.
О своих сердечных привязанностях Гюстав Флобер пишет другу из Рима:
À Louis Bouilhet.
Rome, 4 mai 1851.
Je suis amoureux de la Vierge de Murillo, de la galerie Corsini. Sa tête me poursuit et ses yeux passent et repassent devant moi comme des lanternes dansantes.
http://flaubert.univ-rouen.fr/correspon … s/1851.htm
Что в моем переводе означает:
Я по уши влюбился в Мадонну Мурильо, находящуюся в галерее Корсини. Ее божественный образ преследует меня, а взгляд ее прекрасных глаз ослепляет подобно фарам, которые постоянно переключаются с ближнего света на дальний и наоборот.
(Переводил с помощью Гугла, поэтому могут быть отдельные неточности)
Если вам не нравится мое сравнение взгляда Мадонны с фарами, то представьте себе картину Винсента Ван Гога “Звездная ночь над Роной” или без Роны, но с Мадонной. Только на такие звезды я и согласен – всякие там мерцающие звездочки, которые я встречал в художественных переводах, не соответствуют действительности. И добавлю, что “подфарники” малыша Иисуса также вносят свою значительную лепту, обладая сильным воздействием на зрителя.
Да, Луи Буйе – приятель Флобера со времен учебы в Руанском колеже (не путать с Луизой Коле!)
Замечу, что речь идет именно о той самой картине, “которую видели все”.
Стендаль был одним из первых, кто хорошо изучил искусство Италии и ее достопримечательности, он оставил нам толковые рекомендации, поделился с читателями своими знаниями, соображениями и эмоциями, которые и сейчас представляют интерес и находят отклик. По его мнению, поездка на виллу Корсини была оправдана из-за ее “прекрасного местоположения”, но про галерею с картинами я ничего у него не нашел.
А как относились к Мурильо наши соотечественники? На эту тему можно написать целое исследование. Ограничимся пока отдельными фактами, чтобы не затягивать рассказ, который и так раздулся сверх меры, отведенной для ответа.
Самым восторженным почитателем таланта великого испанского художника и его мадонн считается русский поэт, сочинитель романсов, писатель и литературный критик Аполлон Александрович Григорьев. Интересно, что, будучи типичным славянофилом, он несколько “европеизировался” на почве искусства. Таково благотворное влияние романских мадонн на загадочную и мятущуюся русскую душу.
“Из всех живописных произведений Италии самое сильное впечатление на Григорьева произвела «Мадонна» Мурильо из галереи Питти. Во-первых, в облике Мадонны для него проступали черты Л.Я. Визард, во-вторых, он был потрясен совершенством картины, наконец, окружающий образы темный, почти черный фон наш путешественник истолковал в своем духе — как чрезвычайно значимый, содержательный. Наиболее по¬дробно эту мысль он развил в письме к Е.С. Протопоповой от 20 октября 1857 года: «По целым часам не выхожу я из галерей, но на что бы ни смотрел я, все раза три возвращусь я к Мадонне. (…) Этакого высочайшего идеала женственности, по моим о женственности представлениям, я во сне даже до сих пор не видывал (…). Мрак, окружающий этот прозрачный, бесконечно нежный, девственно строгий и задумчивый лик, играет в картине столь же важную роль, как сама Мадонна и младенец, стоящий у нее на коленях. (…) Для меня нет ни малейшего сомнения, что мрак этот есть мрак души самого живописца, из которого вылетел, отделился, улетучился божественный сон, образ, весь созданный не из лучей дневного света, а из розово-палевого сияния зари (…) — нет даже утонченности в накладке красок: все создавалось смело, просто, широко… Но тут есть аналогия с бетховенским творчеством, которое тоже выходит из бездн и мрака, и также своей простотою уничтожает все кричащее, все жидовское (хоть жидовское, т.е. Мейербера и Мендельсона, — как вы знаете, — я страстно люблю)»”
(из книги Бориса Федоровича Егорова “Аполлон Григорьев”).
Для пояснения, о каком мраке и светлом образе идет речь, проиллюстрируем приведенную выше цитату картиной и стихами Григорьева (1857 года).
“Глубокий мрак, но из него возник
Твой девственный, болезненно-прозрачный
И дышащий глубокой тайной лик…
Глубокий мрак, и ты из бездны мрачной
Выходишь, как лучи зари, светла;
Но связью страшной, неразрывно-брачной
С тобой навеки сочеталась мгла…” и т.д.
Были и другие стихи в том же духе, а жизнь поэта сложилась трагически и преждевременно прервалась. Нет, он не стал жертвой несчастного случая, конец был закономерным: неудачно женился, вел беспорядочный образ жизни, разорился и спился. (“Ах, Аполлон, ах, Аполлон...”)
Мадонна с младенцем. Галерея палаццо Питти, 1650 год
Много времени провел Григорьев во Флоренции, поэтому имел возможность любоваться мадонной Мурильо в Питти. Рим он тоже посетил, но не имел достаточно времени изучить его основательно. Мадонна в Корсини смогла избежать его поэтических “ухаживаний”.
Если фамилия Григорьев вам ни о чем не говорит, то вспомните популярный романс “Две гитары”, в основе которого стихи Аполлона Александровича. В первоначальной версии название было другое – “Цыганская венгерка”. Совпадение удивительное, хотя никакой связи с “Цыганской мадонной” не существует. Только мистическая.
Не одни лишь необузданные натуры увлекались творчеством Мурильо. Русский путешественник, писатель, переводчик и критик Василий Петрович Боткин в 1845 году посетил города Испании (Мадрид, Гранаду, Севилью, Кадис и т.д.). Очерки “Письма об Испании” о своем путешествии он опубликовал по возвращении на Родину в журнале “Современник”, а в 1857 году была издана отдельная книга. Он был эпикурейцем, гурманом, эстетом и западником (последнее отличало его от славянофила Григорьева). Прожил Боткин дольше своего несчастного коллеги.
Так он писал об образах испанок (андалузок) в творчестве Мурильо.
“Поэтическую особенность их породы уловил один Мурильо: в его картинах самые яркие, тяжелые для глаз краски проникнуты воздушностью, и, мне кажется, эту дивную красоту своего колорита взял он с женщин своего родного города. Эти чудные головки, которые, можно сказать, гнутся под густою массою своих волос, - самой изящной формы; как бедна и холодна кажется здесь эта условная античная красота! Невыносимая яркость и блеск этих черных глаз смягчены обаятельною негою движений тела, дерзость и энергия взгляда – наивностию и безыскусственностию, которыми проникнуто все существо южной испанки. И какая прозрачность в этих тонких и вместе твердых чертах!”
(Боткин В.П. “Письма об Испании”)
Почти все очень хорошо подходит для нашей картины и Мадонны (“Цыганская мадонна”).
Известная русская художница Башкирцева Мария, посетив галерею палаццо Питти в 1874 году, написала о Мурильо в своем дневнике всего одну фразу:
“ 'Святая Дева с младенцем Христом' Мурильо также привлекла мое внимание: это свежо, естественно”.
Реплика напоминает суждения современных девушек (миленько так!), но не нам указывать Марии Башкирцевой, как ей писать (жизнь художницы была так же коротка, как и эта фраза).
Наверное, путешествующая по Европам публика стала со временем немного уставать от восторженного поклонения мадоннам Мурильо. С другой стороны, в отношении мужчин к искусству всегда присутствует гендерный фактор, влияющий на объективность восприятия.
Странно, что Павел Муратов, увлеченный живописанием римских эпох, рассказывая о последних годах жизни в палаццо Корсини эксцентричной экс-королевы Кристины Шведской, забыл упомянуть об одноименной галерее с ее шедеврами.
Искусство Мурильо доступно для всех, так как его основу составляют искренность и красота. Не надо быть продвинутым искусствоведом, чтобы понять его творчество. Картины говорят сами за себя и не нуждаются в подробных комментариях и разъяснениях.
Как пишет Александр Николаевич Бенуа:
“Мурильо — любимец широчайших кругов публики. Даже совершенные профаны умеют различать его произведения в общественных собраниях и обладают каким-то сравнительно глубоким пониманием художника”.
“…Никак нельзя упрекнуть Мурильо в отсутствии искренности и чистоты религиозных помышлений. И как характерно для испанца то, что и его искусство, совершенно с течением времени ушедшее в экстаз, в грезы, основано все же «на натурализме», на пользовании образами окружающей жизни”.
Упомянутый Бенуа особый “натурализм” заметен в Мадонне из галереи Корсини, поэтому ее и назвали “Цыганской мадонной”. Согласитесь, что на картине не эфемерное создание, а реальная женщина, в которой воплощены идеальные черты: сочетание внешней земной и внутренней духовной красоты, материнская любовь и забота о ребенке, чувство собственного достоинства и человечность.
“Цыганская мадонна” была написана художником в 1675 году, в зрелую пору его жизни. Через несколько лет во время росписи алтаря церкви в Кадисе Мурильо упал с лесов, получил тяжкие повреждения, а вскоре и умер в родной Севилье в 1682 году.
Если теперь какой-нибудь ехидный и самодовольный искусствовед скажет вам, что все картины Мурильо “мура”, то (плюньте ему в лицо и) ткните его носом в монитор, покажите ему “нашу испанку”, прекрасную и благородную.
Что же это получается, все вы видели “Цыганскую мадонну” в мультике, а только мы с (Лукрецией и) Флобером, да и небольшой группой любителей Рима побывали в палаццо Корсини и обратили внимание на Мадонну Мурильо?
Мурильо для меня слишком земной, прозрачный и прозаичный, а в прозе я скучаю. 
Курица мне, кстати, нравится. И руки бабушки тоже.
