А это уже советский взгляд на книги.
Советский в смысле цензуры? Пусть так: моя личная цензура запрещает мне читать эту книгу
У него, наверное, нет, но найдутся те, кто "подхватит, расширит, укрепит" и поднимет на свои знамена.
Да нечего там подхватывать! Даже домысливать нечего, потому что у мысли нет начала. Манн не позволил своему герою ни капли вожделения. Нет его! Поэтому я и написала, что вопрос о том, была ли любовь Ашенбаха платонической или имела чувственную природу, возникает (в испорченных современных умах), но ответа не находит.
Я думаю так: Манн писал про идеальную любовь. А мальчик Тадзио - что-то вроде медузы Горгоны (под маской прелестной девы) из Вальпургиевой ночи Гёте (Фауст), в которой «каждый узнаёт свою красавицу».
Фауст
Вдали передо мной
Встал образ девы бледной и прелестной.
Она ступает медленной стопой,
Как будто цепью скованная тесной.
Признаться, в ней, когда гляжу,
Я сходство с милой Гретхен нахожу.Мефистофель
Оставь её: бездушна дева эта,
Всего лишь тень, бегущая рассвета.
С ней встреча - смерть, не счастье, не любовь,
При встрече с ней вмиг стынет в жилах кровь
И человек, как камень, замирает.
Миф о Медузе,- кто его не знает?Фауст
Глаза ее недвижно вдаль глядят,
Как у усопшего, когда их не закрыла
Рука родная. Это Гретхен взгляд.
Да, это тело, что меня прельстило!Мефистофель
Ведь это колдовство! Обман тебя влечёт:
Красавицу свою в ней каждый узнает.
Вы любите девочек? Замените мальчика на девочку (свою «милую Гретхен») и читайте с удовольствием
Ан нет! не выйдет, потому что (испорченный) читатель не поверит, что влюблённый мужчина традиционных взглядов любуется красивой девочкой (женщиной), но не желает её. Трагедия Ашенбаха и заключается в мальчике! Вот такое у меня объяснение, почему Манн «влюбил» своего (традиционно ориентированного) героя в мальчика
Поэтому вся поэтичность Манна от меня была сокрыта туманом.
Попробуем его рассеять? Я не навязываю, но разве это не красиво?
Он стоял у самой воды, один, в стороне от своих близких, совсем подле Ашенбаха, стоял прямо, заложив руки за голову, медленно раскачиваясь, и мечтал, заглядевшись на синеву, а мелкие волны, набегая, брызгали пеной в его ступни. Медвяные волосы мальчика кольцами вились на висках и на затылке, солнце подсвечивало чуть приметный пушок между лопаток, изящный абрис ребер и гармоническая линия груди проступали сквозь ткань простыни; под мышками у него была гладкая впадинка, как у статуи, кожа под коленями блестела, и голубоватые жилки, казалось, говорили о том, что это тело сотворено из необычно прозрачного вещества. Какой отбор кровей, какая точность мысли были воплощены в этом юношески совершенном теле! Но разве суровая и чистая воля, которая сотворила во мраке и затем явила свету это божественное создание, не была знакома, присуща ему, художнику? Разве не действовала она и в нем, когда, зажегшийся разумной страстью, он высвобождал из мраморной глыбы языка стройную форму, которую провидел духом и являл миру как образ и отражение духовной красоты человека?
Образ и отражение! Его глаза видели благородную фигуру у кромки синевы, и он в восторженном упоении думал, что постигает взором самое красоту, форму как божественную мысль, единственное и чистое совершенство, обитающее мир духа и здесь представшее ему в образе и подобии человеческом, дабы прелестью своей побудить его к благоговейному поклонению. Это был хмельной восторг, и стареющий художник бездумно, с алчностью предался ему. Дух его волновался, всколыхнулось все узнанное и прожитое, память вдруг вынесла на свет старые-престарые мысли, традиционно усвоенные смолоду и доселе не согретые собственным огнем. Разве не читал он где-то, что солнце отвлекает наше внимание от интеллектуального и нацеливает его на чувственное? Оно так дурманит и завораживает, еще говорилось там, наш разум и память, что душа в упоении забывает о себе, взгляд ее прикован к прекраснейшему из освещенных солнцем предметов, более того: лишь с помощью тела может она тогда подняться до истинно высокого созерцания. Амур, право же, уподобляется математикам, которые учат малоспособных детей, показывая им осязаемые изображения чистых форм, – так и этот бог, чтобы сделать для нас духовное зримым, охотно использует образ и цвет человеческой юности, которую он делает орудием памяти и украшает всеми отблесками красоты, так что при виде ее боль и надежда загораются в нас.
Несмотря на мелкие недостатки, Стоун достоин уважения. Он не бегал за маленькими мальчиками, что само по себе ценно в наше время.
Ага, он просто бросил женщину, беременную его ребёнком А потом женился на своей дочери Уж, лучше б за мальчиками…
Вообще, Пирс (для меня) априори уязвим. Ладно бы всё описанное им было из жизни, жизнь мудрее любого писателя, даже такого талантливого, как Пирс. Но, ИМХО, со Стоуном Пирс перемудрил.
Согласитесь, что Пирс очень мощно и эффектно торпедировал свой роман в самом конце.
С этим я давно согласилась
В "Падении Стоуна" мне больше всего понравилось, что смысл названия открывается только в последних строках книги.
Добавлю Пирсу ещё один "плюс" Мораль у него вполне даже современная:"Прежде чем жениться на молоденькой, подумай! Она может быть твоей дочерью"!
Почему Болливуд? Всего одна песня призрака!
Сравнивая Пирса с Болливудом, я имела в виду неправдоподобно запутанные родственные связи в его романе, напоминающие болливудские сказки про Зиту и Гиту.
И трагическая развязка.
Вот! Этим Пирс отличается от Болливуда (в худшую сторону). Женить отца на дочери – такого себе даже Болливуд не позволял!
Слава Пирсу!
А что сейчас читаете?
Отредактировано Leggy (2014-03-12 15:08:08)