Хорошо написала! И Онегин лег прямо в кассу! ))
/ продолжение...
Летом 1825 года Пушкин писал в Михайловском «Бориса Годунова». Летом 2014 года я делал «Бориса Годунова» с замечательными иллюстрациями Бориса Зворыкина, которые наравне с васнецовскими являются шедеврами русской книжной иллюстрации и орнаменталистики. В июле 1825 года Пушкин мечтал о Бренте. В июле прошлого года, отправив «Бориса Годунова" в типографию на брега Влтавы, я улетел на брега Бренты... ))
В июле 1825 года Пушкин жил в Михайловском, в родовом доме матери. Почти каждый день он седлал гиппокампуса лошадь и берегом Сороти отправлялся в Тригорское, в имение Осиповых-Вульф, у которых в то время гостила «гений чистой красоты» Анна Керн – тогдашнее мимолетное увлечение поэта. Господский дом в Тригорском стоял на пригорке над речушкой Сороть, перед домом был пруд, заросший камышом, кувшинками и ряской. Это былo длинное простое деревянное строение с бесконечным рядом окон, торцы которого украшали белоснежные "палладиановские" колонны – если бы не они, так барак бараком. ))
Лето, жара, окна, нараспашку, веселая компания. Ели, пили, гуляли, болтали обо всем и ни о чем. Как-то разговор зашел о Венеции. Никто там не был, но все читали Байрона и про «шум Бренты» слышали. Пушкин к слову продекламировал сам себя:
Адриатические волны,
О Брента! нет, увижу вас
И, вдохновенья снова полный,
Услышу ваш волшебный глас!
Все захлопали и замолчали. В наступившей тишине зычно звенели мухи. Где-то рядом текла Сороть, но даже если выйти на ее зеленый берег и закрыть глаза, никакие волны – даже легкого плеска, не услышатся. Разве что тихо всплеснет щука под кустом. Тоска!
– А хотите я вам спою! – нарушила затянувшееся молчание Керн.
– Просим, просим! – все разом оживились и дружно зааплодировали.
Б.Г. Биргер. Пушкин в Тригорском.
Керн села за рояль, полистала ноты, нашла баркаролу и волшебным голосом проникновенно запела:
Ночь весенняя дышала
Светлоюжною красой.
Тихо Брента протекала,
Серебримая луной...
– Прекрасно! Кто это? – воскликнул зачарованный Пушкин, когда песня закончилась.
– Козлов, – зарделась польщенная Керн.
Да, то была баркарола, но не та, которую мы все знаем по Глинке. Свой знаменитый романс Глинка напишет в Милане в 1832 году. В гостиной Тригорского Анна Керн, как она сообщит в своих воспоминаниях, пела на мотив венецианской баркаролы Benedetta sia la madre. Пушкину песня понравилась и поздним вечером, вернувшись в Михайловское, он отписал приятелю Плетневу: «Скажи от меня Козлову, что недавно посетила наш край одна прелесть, которая небесно поёт его Венецианскую ночь на голос гондольерского речитатива – я обещал известить о том милого, вдохновенного слепца. Жаль, что он не увидит её, но пусть вообразит себе красоту и задушевность – по крайней мере, дай бог ему её слышать!»
Запечатав конверт, Пушкин вышел на крыльцо дома, поставил свечу на перила, сел на ступеньки, прислонившись спиной к палладиановской колонне. Внизу все так же беззвучно текла все та же окончательно заснувшая, серебримая луной Сороть.
– О Брента! – Вздохнул Пушкин. – Увижу ль я тебя?
Не увидит. Нигде, дальше Бессарабии, Пушкину побывать не доведется. Наверное, он так и умер в иллюзиях о шумной и полноводной Бренте. Но на самом деле Брента вовсе не шумная и уж тем более не полноводная. Она берет свое начало где-то севернее Тренто, в Доломитах, и, возможно, там – в своих истоках, она и своенравна, но уже в Бассано дель Граппа течет под палладиановским мостом вполне себе мирно и благостно, ну а когда после Падуи приходит на равнину, то и вовсе превращается в тихий, флегматичный канал. Венецианцам вовсе не нужна была река, впадающая в лагуну. Это ведь лишняя вода! Зависеть от весенних паводков в лагуне, где и без Доломитов своих наводнений хватает, прагматичные до мозга костей венецианцы вовсе не жаждали. Поэтому запихнули бедную Бренту в новое русло, которое отвели от лагуны в сторону моря, к Фузине...
Через сто лет после пушкинско-онегинских грез по Бренте, о ней вспомнит другой большой русский поэт - Ходасевич. В русской венециане это единственное стихотворение, целиком посвященное Бренте.
Брента, рыжая речонка!
Адриатические волны!
О, Брента!..
Евгений Онегин
Брента, рыжая речонка!
Сколько раз тебя воспели,
Сколько раз к тебе летели
Вдохновенные мечты -
Лишь за то, что имя звонко,
Брента, рыжая речонка,
Лживый образ красоты!
Я и сам спешил когда-то
Заглянуть в твои отливы,
Окрыленный и счастливый
Вдохновением любви.
Но горька была расплата.
Брента, я взглянул когда-то
В струи мутные твои.
С той поры люблю я, Брента,
Одинокие скитанья,
Частого дождя кропанье
Да на согнутых плечах
Плащ из мокрого брезента.
С той поры люблю я, Брента.
Прозу в жизни и в стихах.
В отличие от Пушкина, Ходасевич был выездным и в Италии бывал. В 1911 году, заработав небольшие деньги, он отправился в Венецию, где в это время была его подруга и муза - Евгения Муратова. Да-да, жена того самого Муратова. Встреча с Муратовой была безрадостна, в этом, как считается, самом романтичном городе мира, они расстались. Муратова вернулась в Россию, а Ходасевич, которому удалось найти работу экскурсоводом, остался. И ударился в отчаянный загул.
«Ухаживаем за экскурсантками напропалую. Установили правило: иначе как вдвоем на гондолах не ездить. Экскурсантки – рожи несосветимые, все какие-то пузатые, без каблуков и в плохих платьях. Степень их цивилизации невелика: с употреблением мыла немного знакомы, но ногтей не чистят, а о пудре никогда не слыхали. За все это время было штуки четыре пригодных, так мы их чуть не съели. Впрочем, не брезгуем даже самыми завалящими. А они к нам так и лезут: уж очень им хочется, а экскурсанты все медведи какие-то. Мы же с Борей ужасные европейцы.». / Из письма В.Ф. Ходасевича А.И. Чулковой (жене В.Брюсова). 1911 г., Венеция.
Вот так вот. Степень цивилизованности тогдашних экскурсанток была невелика, да и Брента по Ходасевичу не лучше. Так что не расстраивайся, брат Пушкин! Лживый образ красоты! Однако, может, Брента и рыжая речонка, но, наверное, отнюдь не ее мутные воды влекут к себе пилигримов вот уже минимум как четыре столетия. Многочисленные ренессансные виллы, толпящиеся на ее, таких же сонных, как и у Сороти в Михайловском, берегах - вот что притягивает магнитом. Среди них - знаменитая Мальконтента. Вот туда мы и отправимся погожим летним днем...
Фредерик вон Мартенс. Палаццо Фоскари в Мальконтенте. 1820.
/ продолжение следует...
PS / вот теперь название опуса можно как-то и обозначить. пусть пока побудет просто Мальконтентой ))
UPD / ой, оказывается название сменить невозможно. Миктрик, как у тебя тут все сложно, а вот на дружественном форуме автор может сменить название в любой момент ))
Отредактировано Ариал (2015-01-23 21:51:08)