Созерцая антиподное небо, Роберт размышлял, что в имении Грив, в пейзаже, окруженном со всех сторон мягкими холмами, небесный свод сам казался куполом оратории, а купол почти совпадал с горизонтом и на небе среди прочих созвездий были два – три таких, которые Роберт умел находить, так что для него картина неба если и менялась, то от недели к неделе, а ложась рано, он не знал, что на самом деле звезды сдвигаются даже в течение одной ночи. И купол неба в Грив казался ему надежным и округлым, и столь же округлым и крепким казался мировой универс.

Глядя на небо в Казале, а город стоял на равнине, Роберт понял, что небо обширнее, нежели он думал. Но отец Иммануил заставлял его воображать описание звезд концептами, а не рассматривать те, которые были у него над макушкой.

Теперь же, антиподный созерцатель неоглядного простора океана, он взирал на безграничный горизонт. И в высоте над головою он видел звезды, прежде не виданные. Созвездия родного полушария он воспринимал в тех обличиях, которые были определены другими: многоугольная симметрия Большого Воза, алфавитная вычерченность Кассиопеи. На «Дафне» же никто не поучал его разбирать звезды, и он мог соединять любую точку с другой точкой, выдумывать обличии змеи, гиганта, развевающихся волос или хвоста ядовитого насекомого, потом отметать эти образы и примеривать другие формы.

Во Франции и в Италии небо было как страна, размеченная монаршею рукою, где предуказаны дороги и почтовые станции на них, а в промежутках дозволено расти лесам и рощам. Здесь же он продвигался как пионер по неисхоженной местности и сам прокладывал тропы, соединяя вершину горы с озером, и не руководствовался никакими критериями, потому что города и селения еще не возникли ни на склонах горы, ни на берегу вод. Роберт не высматривал созвездия. Он был приговорен выдумывать их. Его страшило, что результатом являлись спирали, витки улитки, водовороты.

Тут он и вспомнил об одной новопостроенной церкви, виденной в Риме, – единственный случай упоминания этого города; Роберт побывал там, скорее всего, перед Провансом. Церковь в Риме показалась ему крайне непохожей и на гривскую ораторию и на геометрически выверенные, составленные из арок и крестовин нефы соборов Казале. Теперь он понимал свое ощущение: она была как южное небо, манила зренье к построению новых перспектив и не давала опоры в центральной точке. В этой церкви откуда бы ни глядеть на купол, человек чувствовал себя не в центре, а сбоку.

Вся композиция замыкается двумя пальмами, указывающими на рай как место действия, причём на одном из деревьев сидит увенчанный синим нимбом феникс — раннехристианский символ Христа и воскресения.

А как я его узнаю? Он остановится на мосту и будет насвистывать ''Флорентийское утро''. Но вы, наверное, не знаете эту мелодию. Может быть, знаю. Вот эта. Да, конечно, все её сейчас поют.

E' primavera...
svegliateVi bambine
alle cascine,
messere Aprile fa il rubacuor
e a tarda sera,
madonne fiorentine,
quante forcine
si troveranno sui prati in fior.

Fiorin di noce,
c'è poca luce ma tanta pace,
fiorin di noce,
c'è poca luce;
fiorin di brace,
Madonna bice non nega baci,
baciar le piace,
che male c'è?

E' primavera...
svegliateVi bambine
alle cascine,
messere Aprile fa il rubacuor.

Fiorin dipinto,
s'Amava tanto nel quattrocento,
fiorin dipinto,
s'Amava tanto;
fiorin d'argento,
Madonna amante le labbra tinte
persin dal vento
si fa baciar!

Fiorin dipinto,
s'Amava tanto nel quattrocento,
fiorin dipinto,
s'Amava tanto;
fiorin d'argento,
Madonna amante le labbra tinte
persin dal vento
si fa baciar!

E' primavera...
che festa di colori!
Madonne e fiori
trionfo eterno di gioventù.

В "Ave Maria" изображен обычай римлян собираться на улице, "в час после сумерек, у каждого образа Богородицы, и хором петь ей похвальные песни". Иванов сообщает отцу, что его сцена "состояла из 26 фигур, по большей части девиц, с возможным удержанием национальных мещанских костюмов; посреди стоял старик — запевало, который получал за это жалованье от правительства, а около его мальчики, у него учащиеся. В околичности представлена крепость римская на Тибре, вдали — Петр (собор святого Петра в Риме), крепость св. Ангела, или бывший мавзолей Адриана, и часть с большим новым театром Аполлона. Фигуры были освещены то свечами, то луной".

Alla chiesa era annesso l'Ospedale di San Rocco per le partorienti e le Celate (donne che partorivano nascostamente). L'ospedale fu trasferito nel 1892 e trasformato in sala concerti. L'edificio fu demolito per l'ampliamento di piazza Augusto Imperatore.

At the end of the right aisle is a shrine to the 17th century image of the Madonna delle Grazie, Our Lady of Graces - the second day of each month is devoted to Our Lady of Graces, a devotion that goes back to 1645