“Семейный портрет” написан, вероятно, в 1523 году в Венеции, так как по манере выполнения он близок к подписной и датированной этим годом работе Лотто “Портрету мессера Марсилио и его жены” (Мадрид, Прадо). К “Семейному портрету” имеется подготовительный рисунок в Королевском музее в Амстердаме. Очень сдержанно, но выразительно передает художник непреклонную волю мужчины и безразличную покорность женщины. И для того чтобы подчеркнуть общую настроенность портрета, Лотто вводит в композицию соответствующий пейзаж — мощные порывы ветра сгибают верхушки двух деревьев, виднеющихся на фоне неба с мчащимися тучами. На листке бумаги, который держит в левой руке мужчина, латинская надпись: “HOMO NVNQVAM” (Человек никогда). Другой рукой он показывает на белку, считавшуюся символом домовитости. Смысл этой аллегории не совсем ясен. Картина написана в темной красочной гамме, которую оживляет только красная ковровая скатерть.

[В отличие от большинства других мастеров, Лоренцо Лотто неоднократно создавал двойные портреты; к такому типу относится и эрмитажный. Приемы, использованные в "Семейном портрете", повторялись у Лотто (например, "Портрет мессера Марсилио и его жены" - Мадрид, Прадо): вытянутый в длину формат картины, две фигуры, срезанные поколенно, на некотором расстоянии друг от друга, связь между ними осуществляется не за счет взгляда (он обращен на зрителя), а за счет жестов и довольно сложной системы атрибутов.

В "Семейном портрете" супруги сидят в комнате, около стола, покрытого роскошным ковром. Интересная деталь - Лотто с абсолютной точностью воспроизвел молитвенный турецкий ковер с характерным орнаментом из цветов гвоздики, плетенки, шестиугольной арки. Такие ковры турки охотно продавали, а венецианцы покупали, "забывая" об их ритуальном назначении. Центром их производства был, вероятно, город Ушак; подобные ковры венецианцы ценили за яркость, нарядность четкого орнамента и часто использовали, как мы видим па картине Лотто, для украшения своих жилищ. Такие ковры позже получили название "Лотто".

У супругов, изображенных художником па эрмитажном портрете, - отрешенные лица, широко открытые глаза, напряженно смотрящие па зрителя.

Нарядно одетая молодая женщина, прижимая к груди собачку (символ верности), безвольно и мягко кладет свою ладонь на плечо мужа. Он же, указывая на белку, свернувшуюся клубочком на столе, поднимает лист бумаги с латинской надписью: Homo nunquam (человек никогда).

Смысл аллегории долгое время оставался непонятным, в настоящее время он расшифровывается следующим образом: согласно средневековым представлениям, самец белки в голодное время выгонял из дупла самку, обрекая ее тем самым на жалкое существование. Человек никогда не поступит так - заверяет нас надпись.

Это - портрет-клятва, в нем обещание мужа заботиться всю жизнь о жене, и она, в свою очередь, дает зарок верности; а за окном от порыва ветра клонятся растущие рядом два дерева - образ, подтверждающий смысл аллегории и не требующий особого раскрытия, так как издавна в фольклоре и литературных источниках любящие уподоблялись растениям, разлучить которые было невозможно.

Очевидно, склонность к литературным и аллегорическим программам в портретах первой половины XVI века можно объяснить пристрастием к символике, которой широко пользовались гуманисты; она как бы дополняет психологическую характеристику, еще сравнительно малоразвитую в искусстве периода Возрождения.

Существует подготовительный рисунок, исполненный Лотто пером, к эрмитажному портрету (Амстердам, Рейксмузеум). На рисунке уже полностью воплощен основной замысел, отличающийся от окончательного, живописного, варианта тем, что женщина сильнее откинулась назад, правая рука мужчины повернута ладонью кверху и держит какой-то предмет, а собака еще не смотрит на белку. Фон заштрихован. Нет ни окна, ни драпировки за спиной дамы. Из сопоставления рисунка с живописным полотном видно, что Лотто сделал все возможное, чтобы достигнуть большего композиционного единства.